Он решился перебраться к витамам, в Кетэрсэ, где находилось самое известное Хранилище Пергаментных Свитков, величайшее в мире. Далековато, но тогда он счел, что идея хороша. С такими жалкими сбереженьями ему не удавалось приставать к большим обозам, и по дороге его, как водится, грабили, и притом не раз. В Кетэрсэ Ветер добрался нищим бродягой. Какова же была досада, когда оборванца не пустили дальше привратника Хранилища. Он настаивал, он до ночи просидел перед главным входом, а утром явился опять. К вечеру второго дня к Ветру вышел один из Хранителей, но лишь для того чтобы сказать: если бродяга не уберется, то стражники вышвырнут его из города и никогда не впустят вновь.
И вот тут, когда Ветер, шатаясь от голода, уныло брел улицами Кетэрсэ, он встретил Брэнна Пересмешника. Три года он колесил с Брэнном и его труппой. Новый знакомец, как это ни странно для бродячего лицедея, вышел из солдат, себя и своих людей в обиду никому не давал. Именно он приучил Ветра не только таскать за собой нож и плохонький арбалет, но и применять их к делу. Веселая труппа Пересмешника усердно защищала то, что удавалось заработать с таким трудом, не страшилась ни бродяг, ни разбойников. То были нелегкие, полуголодные годы, но после целого срока — пяти бесконечных лет скитаний в одиночестве Ветру было, наконец, хорошо.
Далеко отсюда, на границе Империи Индурги и Короната Пелах, на большом постоялом дворе со стершимся из памяти названием, какой–то пьяный солдат вдруг заорал, указывая пальцем на одного из актеров, которого Ветер знал под именем Красавчика Трини: «Вот он! Тот самый вор, что обокрал меня во Фриште! Держи его!» Труппа Пересмешника никогда не бывала во Фриште, да разве пьяные солдаты, ставшие на ночной постой, стали разбираться? Они сразу схватились за оружие, актеры — тоже. Дрались отчаянно, терять ведь нечего, но с самого начала у них не было ни единого шанса. Уж больно силы неравны. Схватка выкатилась на площадь перед трактиром, и Ветер, свалившись от удара, видел, как Брэнна, Трини и еще двоих затоптали сапогами озверевшие солдаты.
Сам же Ветер мало чем отличался от мертвого, и его подобрал человек со странным именем Уквештан, местный плотник. Иначе раненого сожрали бы двары. Два дня, пока солдаты стояли в маленьком городке, эти люди всем семейством прятали Ветра, потом отхаживали, тоже тайно. Рана оказалась не смертельной, и он оправился, однако к тому времени все остатки труппы, уцелевшие после бойни, исчезли без следа. Если кто–то уцелел. Ветер снова остался один и пошел бродить дальше.
А потом он встретил Тэрмила — Лучника, который спас его от верной гибели. Пригрел у себя в пещерах, выходил. Тэрмил никого не боялся, даже дваров, знал, как с ними обращаться. Человек был отчаянный, но сердечный. Разбоем промышлял, однако, если только можно было, жизни старался не лишать. Не всегда выходило, конечно. Он Ветра и наставлял что да как. С тех пор Ветер тоже дваров не боится. Остерегается только, он же не безумец.
Вот и бродил он с Тэрмилом. Тот постоянно был в движении, долго никогда на одном месте подолгу не задерживался. В Бархассе свои же братья–темники, ворье, его властям сдали. Ветра чудом не зацепили. И уже на следующий день он из толпы наблюдал, как Тэрмила вздернули. В Бархассе казни публичные.
А потом Ветер сам перебивался новым ремеслом, унаследованным от Лучника, воровским. Так проще. По крайней мере, с голоду не пухнешь. И урок усвоил крепко: не хочешь быть битым — поклонись местному хозяину города. Не тому, конечно, что в Городских Советах заседает, а Королю притонов, Старейшине воров и так далее. Не хотелось идти по пути Тэрмила. А с этой весны он промышлял уже в Ласпаде.
А потом ночью в Ледах ему встретился Силивест Бран, который указал Ветру путь в логово, нет, извините, Обиталище Дракона.
Хозяин дома ни разу не прервал его. Закончив свой рассказ, Ветер сразу встал и вышел.
— Да, — протянул старик, оставшись один, — не повезло тебе, Ветер.
Но рассказчик не ушел далеко, остановился за дверью, переводя дух после долгого повествования, и потому услышал последние слова. Он снова возник на пороге, покачал головой, не соглашаясь:
— Нет, это не совсем так, господин Бран. Мне всегда встречались хорошие люди.
И опять исчез.
Ветер пробыл у Силивеста Брана до зимы, а потом еще немного. Старик почти совсем оправился, начал выходить. Положение Ветра при нем, казалось, всех удовлетворяло.
Но в один прекрасный день на улице к Ветру подкатился небезызвестный среди темников вор по кличке Сухой, небольшая фигура, так себе, мизинец левой руки Косого Либийца. Так вот, где Ветер осел, нашептывал посланец, в доме у самого Брана! Ловко, ловко обкрутил старика, слов нет… А они все думали–гадали, куда это свой брат — «кормилец» запропастился? А что он задумал–то? А помнит ли Ветер, что с друзьями делиться надо? Небось, память не отшибло на радостях? Старичок–то, поди, не знает, какую зверушку в доме пригрел? А то б уж давно Ветра в Башенное сдал…
Ветер тут же расписался в вечной любви к Косому. Вернувшись же домой, первым делом пошел к старику, рассказал о случившемся. Или завтра утром он исчезнет из города, или поймает грудью арбалетную стрелу. Или болтаться ему на виселице.
Старик тут же написал письмо своему управителю в северную Либию: пускай–де возьмет подателя сего в помощники, он надежен и толков. Ветер даже города такого не знал, затерянное местечко. Как раз чтобы скрыться. Рано утром, лишь только отворились тяжелые городские ворота, Ветер покинул Ласпад на хорошем коне, с письмом Силивеста Брана и солидным запасом полновесных скимбов за пазухой, а еще картой, старательно зашитой во внутреннем поясе.
Съежившись, обняв руками колени, Ветер сидел на куче хвороста в круге сплошного пламени и монотонно ругался на чем свет стоит, уже не извиняясь перед Олтромом. Проклинал все и вся: себя идиота, сумасшедшего старика, Нимоа и всех его Драконов вместе и по отдельности, дваров, что толпились по ту сторону огненного круга на некотором отдалении. Но более всего — свою жадность. Время от времени он прерывался и подбрасывал в огонь еще топлива, чтобы не опадала стена пламени вокруг кучки дров, на которой приткнулся Ветер. Приходилось следить, чтобы сушняк под ним не вспыхнул. Не хватало еще самого себя изжарить.
Пламя трещало споро и весело, держа дваров в отдалении, но Ветру не нравилось, как быстро его великолепная защита, построенная по всем правилам, пожирает сухие ветки. Горка хвороста за ночь истаяла почти без остатка, и Ветер от отчаянных просьб к Нимоа опустить скорее Линн за окрестные холмы переходил к отчаянным вспышкам брани. Надо же было загнать себя в ловушку, своими же руками, да еще так упорствовать в этом. Если он до утра доживет — уйдет и больше никогда не вернется в Бешискур, Ленивые Скалы. Название–то какое… Кто здесь уж никак не ленивый, так это двары. Тут их такое множество, целые тучи, и они так настойчивы в стремлении напиться его крови… или что они там пьют.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
